«Симорил! – шептали голоса. – Симорил!»

Отчаяние овладевало Элриком, и он слабел от этого. Он позвал Дивима Твара, но услышал только насмешливое эхо – такое же отозвалось ему, когда он назвал имя Симорил. Он сомкнул уста, закрыл глаза и, продолжая ползти, попытался освободиться от стонущего тумана. Но прежде чем стоны сделались всхлипами, а всхлипы стали слабыми отзвуками, прошли, казалось, часы. Элрик попытался подняться и открыл глаза, чтобы увидеть, как рассеивается туман, но его ноги подогнулись, и он рухнул на первую из ступенек, ведущих к Рубиновому трону. Он еще раз не последовал совету Симорил, как поступить с ее братом, и ей снова грозила опасность. последняя мысль Элрика была проста:

«Я не гожусь для жизни».

Глава четвертая

Вызвать владыку Хаоса

Как только Элрик пришел в себя после удара, от которого лишился сознания, а оттого потерял еще больше времени, он послал за Дивимом Тваром. Он с нетерпением ждал новостей, но Дивим Твар ничего не мог сообщить ему. Йиркун призвал себе на помощь колдовские силы, и те помогли ему бежать.

– Наверно, у него были какие-то магические способы покинуть остров, потому что он бежал не на корабле, – сказал Дивим Твар.

– Ты должен снарядить погоню, – сказал Элрик. – Пошли тысячи отрядов, если понадобится. Пошли всех мелнибонийцев. Попытайся разбудить драконов, чтобы можно было воспользоваться ими. Подготовь боевые барки. Отправь наших людей во все уголки мира, но найди Симорил.

– Я уже сделал все это – сказал Дивим Твар. – Вот только Симорил я пока не нашел.

Прошел месяц. Воины Имррира прочесали Молодые королевства в поисках своих соотечественников, вставших на путь измены.

«Я заботился больше о себе, чем о Симорил, и называл это нравственностью, – подумал альбинос. – Я подвергал испытанию свою обидчивость, а не свою совесть».

Прошел второй месяц, и драконы Имррира наводнили небеса на юге и на востоке, на западе и на севере, но, хотя они и перелетали через горы, моря, леса и долины и невольно сеяли панику во многих городах, нигде не нашли и следа Йиркуна и его отряда.

«Ведь в конечном счете человека судят по его делам, – подумал Элрик. – Я взвесил все, что я делал, – не то, что собирался сделать, и не то, что мне хотелось бы сделать, и вот выяснилось: все, что я сделал, было глупо, разрушительно и не имело никакого смысла. Йиркун был прав, презирая меня, а я именно за это воспылал к нему ненавистью».

Пришел четвертый месяц; корабли Имррира стояли в дальних портах, а моряки Имррира спрашивали других странников и землепроходцев, не знают ли те что-нибудь про Йиркуна. Но колдовство Йиркуна было сильным, и никто его не видел (или не помнил, что видел).

«Теперь я должен попытаться понять скрытое значение всех этих мыслей», – сказал сам себе Элрик.

Самые быстрые из воинов устало возвращались домой со своими бесполезными новостями. И когда вера исчезла и надежда умерла, Элрик исполнился решимости. Он обрел силы – как душевные, так и физические. Он экспериментировал с новыми снадобьями, которые должны были увеличить запас его жизненной силы. Он проводил много времени в библиотеке, хотя теперь всем книгам предпочитал одни колдовские, перечитывая их снова и снова.

Эти книги были написаны на мелнибонийском высоком наречии – древнем колдовском языке, с помощью которого предки Элрика общались со сверхъестественными силами, которых они вызывали к себе. И наконец-то Элрик остался доволен – он понял эти книги до конца, хотя то, что он читал, временами грозило приостановить выбранный им образ действий.

А оставшись доволен (опасность неправильного понимания скрытого смысла того, что было написано в этих книгах, грозила катастрофой), он принял снадобья и проспал три дня.

И теперь Элрик был готов. Он выгнал всех рабов и слуг из своих покоев. Он поставил стражников у дверей, приказав им не впускать никого, каким бы срочным ни было дело. Он освободил один из больших залов от всего, оставив там единственную колдовскую книгу, которую поместил в самом центре. Потом он сел рядом с книгой и принялся думать.

Просидев более пяти часов, Элрик взял кисть и сосуд с чернилами и начал рисовать на стенах и полу сложные символы. Некоторые из них имели такую замысловатую форму, что словно бы исчезали под углом к поверхности, на которой были изображены. Покончив с этим, Элрик улегся в самом центре нарисованной им огромной руны – к полу лицом, положив одну руку на колдовскую книгу, а другую (с Акториосом на ней) вытянул в сторону ладонью вниз. Луна была полной. Ее лучи падали прямо на голову Элрика, превращая его волосы в серебро.

И началось призывание.

Элрик направил свой разум в петляющие туннели логики, сквозь бескрайние долины идей, через горы символов и бесконечные миры смежных истин. Он направлял свой разум все дальше и дальше, а с ним посылал слова, слетавшие с его перекошенных губ, – слова, которые мало кто из его современников был способен понять, хотя от одного их звука кровь застыла бы у них в жилах. Тело его наливалось тяжестью, по мере того как он заставлял его оставаться в начальном положении, а время от времени с его губ срывался стон. И постоянно снова и снова повторялись одни и те же слова.

Одним из этих слов было имя.

«Ариох».

Ариох, демон-покровитель предков Элрика, один из самых могущественных герцогов Ада, которого звали Рыцарем Мечей, Повелителем Семи Бездн, Владыкой Высшего Ада и еще множеством других имен.

– Ариох!

Именно Ариоха призывал Йиркун, прося у Владыки Хаоса проклятия на голову Элрика. Именно Ариоха пытался призвать себе на помощь Йиркун, покушаясь на Рубиновый трон. Именно Ариох был известен как хранитель двух Черных Мечей – мечей внеземного происхождения, источника бесконечной силы, которой когда-то владели императоры Мелнибонэ.

– Ариох! Я вызываю тебя.

Ритмические и бессвязные руны вырывались из горла Элрика. Его разум достиг сфер, в которых обитал Ариох. Теперь он искал самого Ариоха.

– Ариох, тебя зовет Элрик из Мелнибонэ.

Элрик узрел глаз, уставившийся на него. Этот глаз поплыл и присоединился к другому. Теперь на него взирали два глаза.

– Ариох! Мой господин! Помоги мне!

Глаза моргнули и исчезли.

– Ариох! Приди ко мне! Приди ко мне! Помоги мне, и я буду служить тебе.

Очертания, ничуть не похожие на человеческие, материализовались, и наконец черная голова без лица уставилась на Элрика. За головой мерцал ореол красных огней.

Потом и это исчезло.

Элрик в изнеможении позволил рассеяться возникшему было образу. Его разум скользил сквозь измерения, возвращаясь назад. Его губы больше не распевали руны и имена. Он молча лежал в изнеможении на полу зала, не в силах шевельнуться.

Он не сомневался – у него ничего не вышло.

Послышался какой-то тихий звук. Превозмогая боль, он с трудом поднял голову.

В зал залетела муха. Она жужжала то здесь, то там, словно бы следуя линиям рун, совсем недавно нарисованных Элриком.

Муха замирала то на одной руне, то на другой.

«Наверное, она влетела в окно», – подумал Элрик.

Эта помеха раздражала его – и в то же время притягивала внимание.

Муха села на лоб Элрика. Большая черная муха – жужжание ее было до неприличия громким. Она потерла друг о дружку передние лапки и, словно бы проявляя особый интерес к этому бледному лицу, поползла по нему. Элрик вздрогнул, но прогнать муху у него не было сил. Когда она снова появилась в поле его зрения, он скосил на нее глаза. Когда он ее не видел, он чувствовал ее мохнатые лапки на своей коже. Потом она поднялась в воздух и, пролетев немного с прежним громким жужжанием, уселась вблизи носа Элрика. И тут Элрик увидел глаза насекомого. Это были те самые глаза – или не глаза? – которые он видел в ином измерении.

Он начал понимать, что это не какая-то обычная муха. У нее были черты, отдаленно напоминающие человеческие.

Муха улыбалась ему.